* * *

13. Начало романа см. в этом блоге

Задождило. Они снова стояли на автобане.
Петер думал ни о чём.
— Поедем-ка назад во Франкфурт, — сказал он.
— Да, — откликнулся Августин.
— Ты тоскуешь по Эльвире?
Августин пожал плечами.
— Ты думаешь, наши сердца могут выгореть?
Дождь крепчал. Авто неслись мимо.
— Тебе оскорбляешь бытиё? — спросил Августин.
Петер содрогнулся. Наконец он возразил:
— Бытиё это глушь.
Радом с ними останивилось авто. Они нагнулись и всмотрелись в напряжённо ожидающего водителя. «Куда вам?» — «Куда вы, туда и мы». Мужчина испуганно поднял стекло и рванул прочь. Они выругались вслед.
— Ты каешься? — спросил Августин.
— Ты о том, что я сделал?
— Да, и в том, каков ты.
— Я не желаю ничего чужого.
— Сидя на берегу озера с женщиной и взирая на звёзды, ты не каялся?
Петер покачал головой.
— А когда ты просыпаешься один, и тебе открывается занавешенный, несказанный день, тогда ты каешься во всём?
Петер кивнул.
Они махнули водителю. Уж этот автомобиль затормозил и через пятнадцать метров стал.
Мужчина взял их с собой. В салоне пахло шнапсом.
— Пережить вы можно пьяный турок? — спросил он на ломаном немецком.
Затем представился. Оказался немцем. Он рулил довольно уверенно, но с ветерком.
— И здесь за мной собаки Чаушеску, — сказал он, взглянув в зеркало заднего вида.
— Чаушеску не турок, — возразил Августин.
Мужчина не внял правке.
— Я осмелился, — продолжил он, — назвать его коммунистическим царём. С тех пор они следят за мной.
Как сумасшедший он нёсся в направлении Франкфурта.
— Они хотели отравить меня. Эти собаки на приёме прыснули мне яд из шприца-авторучки в мой бокал. Я не дурак. Я нарочно опрокинул его. Вы бы увидели их мины. Собаки остались без ордена.
Он смеялся и кашлял. Автомобиль нёсся по сырому автобану со скоростью за сто километров в час. Петер напряжённо ждал конца всему этому. На миг он задумался о своём отце. Однажды он начистоту поговорил с Петером, который ощутит тогда, что отец с ним абсолютно честен.
— Я твой отец...
Дальше Петер не мог вспомнить. Кивая, мать утверждала правду и смотрела на Петера. Затем они пошли гулять.
У Франкфурта водитель съехал с автобана.
— Мы… друзья, — сказал он и потыкал их пальцами. — Мы пить! Много пить!
— А вам не охота поехать в Париж? — спросил его Августин.
— Париж! — смеясь, воскликнул он. — Париж не проблема! Готово! Едем в Париж, где навестим мосьё Миттерана. Но Ольга с нами.
Когда они вышли в Заксенхаузене, дождь перестал. Он спросил как их звать.
— Я Марио, — сказал он и вынул из чемодана бутылку шнапса.
Они отшатнулись. Это его оскорбило, всего на миг. Он презрительно махнул рукой и хлебнул из горлышка.
— Ольга! — крикнул он дому на той стороне улицы. — Где ты?! Мы едем в Париж!
Задрав руку с бутылкой, он ринулся в подъезд. Вскоре он дико выскочил назад и избил ногами мешки с мусором у подъезда.
— В Париж! Ты не слышишь?!
Зажигалкой он подпалил газету и бросил её на мешки. Затем он собирал обрывки бумаг, поджигал и совал их в почтовые ящики.
Из дома вышла Ольга в дождевике. Она несла маленький чемодан. «Быстро! — бросила она. — Людям нужно получать почту».
Вчертвером они поехали в Париж. У Реймса им пришлось покинуть автомобиль. Они смертельно устали. В одном очень дорогом отеле в старом кирпичном особняке нашлись свободные номера. Когда они скованно входили в ресторан, Петер слышал храп и чихание треск и хруст по гравию въезжавших во двор грузовиков. Ему было ясно, что никто них не сможет заплатить. Ольга пожалуй думала о том же. Она что-то шепнула Марио, который широким жестом пригласил всех ко столу. Официант не состроил мину, но Петеру отчётливо представилось, как запрыгали от презрения и страху шарики в глубине его глаз. Это несколько ободрило его. Официант поклал им на стол огромное меню. Петер не нашёл в нем цен, отчего почти запаниковал. Он испугался, что для одного из это окончательно дезориентирует и собьёт с толку.
Он обратил внимание Августина на отсутствие цен. Тот пожал плечами. Это успокоило Петера. Марио выбирал блюда для них. Ольга скорбно сидела в на границе закулисья раздавшейся от обильного освещения «сцены». Петер поглядывал в сторону.
У окна сидела тихая пара, ревностно синхронизировавшая уровни вина в своих бокалах.
Петер представил себе их историю:
"— Я хотела бы подтянуть кожу у глаз.
Он был против. Она всё же решилась на операцию — и глаза её округлились, а взгляд несколько напрягся.
— Я хотела бы подтянуть груди, — сказала она позже.
Он был против. Она сделала операцию. Он был разочарован тем, что никаких заметных рубцов не осталось. Он так жалел..."
Они славно поели и канули в темноту. Дэвид Боуи пел «wild is the wind… o touch me...» Мимо мелькали, неслися вдаль сёла. Петер полвинулся к Августину.
Пару дней они пробыли в Париже. В метро играли музыкальные ансамбли, слышимые в сутолоке на станциях и при выходе из вагонов. Трижды в один день на различных остановках они видели белокурую девушку-арфистку и спрашивали себя, как она перебирается с места на место в подземелье со своим громоздким инструментом. На площади Бастилии они наблюдали двоих мужчин очень шустро пылесосивших тротуар.
— Адью! — крикнул Марио когда они пересекли объездную Метрополиса. Ольга с трудом удержалась от желания сделать круг почёта. Смирившись с автбаном в направлении ФРГ, она уснула.
Во Франкфурте Петер сразу позвонил Альбертине. Она смолчала в трубку. Августин желал утешить её. И пригласил её пообедать.
Они пошди за угол в «стекляшку». Он заказал порции с крабами. Они никогда не готовили горячих трапез. Обое чурались так называемой домашней кухни, с готовкой салатов, соусов и мудрёных мясных блюд. Нет, это не для неё. Петер увидел идущую по тротуару рослую блондинку. Альбертина! Он выбежал наружу и с такой охотой попал ей на глаза.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Обсудить у себя 0
Комментарии (0)
Чтобы комментировать надо зарегистрироваться или если вы уже регистрировались войти в свой аккаунт.
инстаграм накрутка подписчиков
Терджиман Кырымлы
Терджиман Кырымлы
Был на сайте никогда
Читателей: 34 Опыт: 0 Карма: 1
Твердо Есть Рцы Добро Живете Иже Мыслете Азъ Нашъ
Я в клубах
Любители книг Пользователь клуба
все 25 Мои друзья