Город

1.
На том пути гульбу ведут сомненья —
пропащий сын, шагов не стоит глум!
Там ум томят унылые затменья,
ведут в ничто бродячие сомненья —
сомненья погребут твой бедный ум!

Ты безвозвратно там погубишь память,
морщин добудешь, выплачешь седин,
где призраки застывшие поманят,
где горем горьким вымрачится память —
нейди путём постылым, бедный сын!

2.
Я, непокорный душевным веленьям,
с чуждым ужился путём
в мир, горделивый своим преступленьем —
вот он, шумит о своём.

Вздохами ночь обряжается в трещины,
дом бы уютный найти:
ищут заблудшие в пропасти женщины,
просят указа в пути.

Буря над градом — погибель селеньям,
буря преграды метёт.
Я, не согласный сердечным моленьям,
с чуждым ужился путём.

3.
Спросонья город сей: дрожит измор,
но поутру надежда и спасенье
лазурью стелят дольние огрехи.
Проснулась жизнь, со старостью на спор
бездомных обрекая на смиренье
лучами увлекающей утехи.
Мне здесь чужак как брат, и разговор
толпы вблизи меня похож тренье,
где грёз из снов ещё дробятся смехи.

О, мне бы в одиночку без суда
блюсти желаний смутные затеи
своих-чужих сестёр и братьев жалких,
и в горьком шёпоте дождя, когда
рокочет вечер, в холоде потея,
и безутешно тычет пальцы-балки
в сердца живые чёрствых от труда,
хранить заблудших в мiре без идеи
в час dies irae города как свалки.

4.
Трепет зарницы вестует
день в содоме деньском,
сонно толпа пластует
площадь ползком.

И средь треска в тревоге
множатся ноги на ней,
столько их — куда многие
идут всё больней?

5.
Нежитья безуёмный гомон,
поглощая, меняет тотчас
жертвы вечного хода многих
в край неведомый «не для нас».

Возрождённый день их будит
и ревёт как морской простор,
что зовётся нуждой и трудит,
что несёт им позор и мор.

И когда за дневной тревогой
в сети теней их ночь сплетёт,
тьму голов без числа убогой
кто, беспомощную, ведёт?

Их покой — только тьма тревоги,
демон зла им, рабам, велит,
жажду светлую душ убогих
знойный полдень не утолит.

6.
На страшный суд
идут
толпы,
не спит,
кипит
город.

На вечном пути
кишат
тьмы
одних,
гремит
город,

и нет нигде
угла
чтоб стать
на миг:
велик
безликий
город.

7.
И каждый тленный день, когда тоскливый звон
вечерней злой тревожит мирозданье,
и кличет из фабричных дальних зданий
рабочий люд принять покой и сон,
на площадях полудням в назиданье
страсть и услада жгут со всех сторон
выказывая жадное старанье,
будя порыв веков отселе вон.

Я в изнуреньи затишек спешу найти,
где смеркший день спустить, печаль поя,
и зрю, как бдит на вечно правильном пути
спокойная луна,
… спокойно золотя
страдальческий фасад кипенья во плоти.

… О, призраки в ночи, бездомная братва моя!

Николай Лилиев
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы


Градът

1.
Из тоя друм съмненията бродят,
изгубен син, не тръгвай в тоя друм!
Там горестни затмения те водят,
из тоя друм съмненията бродят,
съмненията давят твоят ум!

Ти губиш невъзвратно светла памет,
обричаш се на бедствия самин,
там признаци застинали те мамят,
из тоя друм ти губиш светла памет,
из тоя друм не тръгвай, беден син!

2.
Аз не послушах сърдечни моления,
тръгнах към чужди земи,
тръгнах — и ето, че цял свят пред мене е,
цял свят пред мене шуми.

Счуват се смътни въздишки сподавени,
тътне бездомната нощ,
молят безпътни жени, изоставени
в пропасти мрачни без вожд.

Буря се носи над град и селения,
буря прегради ломи.
Аз не послушах сърдечни моления,
тръгнах към чужди земи.

3.
Трепти умората на сънний град,
и утрото, надежда и спасение,
разгъва своята лазурна дреха.
Животът се пробужда вечномлад,
в душите на бездомни и смирени
с лъчите на желаната утеха.
Аз виждам брат у всеки непознат,
и сред тълпата, що гърми край мене,
мечтите неродени се възеха.

Да можех сам да бъда сред града
и да ловя желанията смътни
на своите сестри и братя бедни,
та в горестния шепот на дъжда,
когато безутешна вечер тътне
и впива пръсти, пламенни и ледни,
в душите загрубели от труда,
да бъда страж на тъмни и безпътни
в часа на изпитания последни.

4.
Трепетни зори обаждат
ден в разтленний град,
сънните тълпи възраждат
сънния площад.

И сред трясък и тревога
техний брой расте,
те са много — толкоз много
где отиват те?

5.
На живота безспирний грохот
ги поглъща и бързо мени,
те са жертви на вечния поход
към далечни незнайни страни.

Възродения ден ги събужда,
разбушувал просторно море,
на което е името нужда
и в което позорно се мре.

Неотстъпна тъма ги обсажда,
те са роби на демони зли,
на душата им светлата жажда
знойна пладня не ще утоли.

И когато след дневна тревога
в тъмни сенки нощта ги сплете,
неизгледни редици, тъй много
где ще идат безпомощни те?

6.
На страшен съд
вървят
тълпи,
не спи,
кипи
градът.

По вечен път
гъмжат,
сами,
тъми,
гърми
градът,

и нийде кът
да спрат
за миг,
велик,
безлик
градът.

7.
И всеки тленен ден, когато тъжний звън
на вечерния час тревожно се обади
и призове далек от фабричните сгради
работния народ за отдих и за сън,
разгаря се навред по ширните площади,
де слънцето разля пламтещият огън,
животът на страстта и бурните наслади,
събуждал векове движението вън.
Аз спирам изнурен, сред някой стихнал кът,
помръкналия ден самотен да изпратя,
и виждам, вече бди по своя вечен път
спокойната луна.
— Спокойна позлатява
страдалческия лик на кипналата плът.

— О призраци в нощта, бездомни мои братя!

Николай Лилиев