Письмо

Адрес:
Сеньора
Франческа Лабора
Уэска

Мать,
Фернандес убит!
Фернандес знать
сгинул!
Фернандес
не с нами!
Фернандес
лежит в глине
зв стенами
Мадрида.

Он был таким добрым,
Фернандеса зачем убили?
И над его гробом
стрельб не смолкнут запилы?

Мать, я тебе одной
мою скорбь поверю.
Знаешь, война войной —
плачи давит без меры.

Смотришь в чиь-то очи
утешенья в них ищешь,
а и там скорбь горчит,
и слез тьма, тыщи...

Может быть, умер брат,
может быть, любимый пал,
может быть снаряд
юность красную отнял.

Может быть теперь, как я,
та ждёт напрасно,
а влажная земля
его тиснет страстно...

Мать, ты его не кляни,
за то, что ушёл биться.
Фернандес к правде ник,
нам бы не ошибиться.

Из нас лишь он прозрел,
что правда в жизни едина —
лучше сгинуть, коль смел,
чем жить как скотина.

Был у нас хлеб. Один.
На двоих нам хватало.
А наш будущий сын,
мама? — этого мало.

Теперь о другом. Не пойму,
кто подсказал мне бы.
Сошлись. Бьются. Почему?
Ужель только из-за хлеба?

Погребли сотню ныне
в блиндаже, мать.
Я сама видела, но не
могу о том рассказать —

так странно было всё,
так чудно` было мне:
как новый свет их просёк,
осиянных вдвойне.

Помню, когда бой стих,,
в блиндаже, там,
из щелей гробовых
руки простёртые к нам.

Они лились в смерть,
в единого сливаясь,
в чтих глазах твердь
счастья горела, смеясь.

Я вдруг поняла беду свою:
он должен был уйти.
Милый мой погиб в бою,
живым его на найти.

Мать, Фернандес убит!
Фернандеса нет, мама!
Фернандес в землю зарыт!
Омой его юность слезами!

А старому ты смолчи!...
Не то его скорбь свалит.
Тихо поплачь в ночи,
и ни слова, мало ль...

Если слух пошёл,
порвалось где тонко,
скажи, мол, всё хорошо,
и мы ждём ребёнка.

Ты ему скажи: «Долорес
детские сказки учит.
Спрашивает Фернандес,
тебе внука или внучку».

Второе письмо невмочь,
оно не скоро, мать моя.
С приветом твоя дочь
Долорес Мария Гойя.

Никола Вапцаров
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы


Писмо

Адрес:
Сеньора
Франческа Лаборе
Хуеска

Майко,

Фернандес убит!
Фернандес
зарит в земята!
Фернандес
го няма днес!
Фернандес
лежи в полята
пред стените
на Мадрид.

Той бе толкова добър,
те защо ми го убиха?
И след неговата смърт
боят им нима ще стихне?

Майко, само теб една
мойта скръб да кажа мога.
Знаеш как е през война,
колко са сълзите много. —

Взреш се в нечии очи
и утеха в тях подириш,
ала скръб и там горчи
и сълзи, сълзи напират…

Може би е брат умрел,
може би любим е паднал,
може би един шрапнел
е отнел прекрасна младост.

Може би сега и тя
като мен напразно чака,
ала влажната земя
го държи в прегръдка яка...

Майко, ти не го кори,
че отиде да се бие.
Фернандес бе прав, дори
мисля, че грешиме ние. –

Само той от нас прозре
истина една в живота —
по-добре е да умреш,
вместо да живееш скотски.

Хляб си имахме. Един
бе достатъчен за двама.
Но за бъдещия син
щеше ли да стигне, мамо?

После има друго. То
някак мъчно се разбира.
Тръгват. Бият се. Защо?
Само хлябът ли ги сбира?

Днес погребваха стоте,
дето ги зари блиндажа.
Аз с очите си видех,
но не мога да разкажа

колко странно бе това,
колко чудно бе за мене,
как във нова светлина
бяха хората огрени.

Аз видях, видях за миг
през дъските на ковчега,
през ковчежните дъски
те ръцете си протегат.

Те се сливат в свойта смърт,
във един човек се сливат
и в очите им горят
пламъци на смърт щастлива...

Изведнъж разбрах, че той
все пак трябваше да иде.
Милият, загина в бой
и не ще го вече видя.

Майко, Фернандес убит!
Фернандес го няма, мамо!
Фернандес лежи зарит!
Поплачи за младостта му.

Но пред стария мълчи! —
Тази скръб ще го разнищи.
Скрито нейде поплачи
и не казвай нищо, нищо…

Если слух пошёл,
порвалось где тонко,
скажи, мол, всё хорошо,
и мы ждём ребёнка.

Ако някой разбере,
ако някак той усети,
ти кажи, че сме добре
и очакваме детето.

Ти кажи му: «Долорес
детски приказки се учи.
И те питат с Фернандес
внук ли искаш, или внучка.»

Друго да ти пиша, пак
скръб ще бъде, майко моя.
С поздрав: твоя дъщеря
Долорес Мария Гойя.

Никола Вапцаров